Продолжение:

…Главой семьи, её опорой, духовным руководителем и жизненным философом был самый молодой из взрослых её членов, и считавшийся к этому времени уже коренным балхашцем - Ефим. Внешне интересный: высокий ростом, с правильными крупными и выразительными чертами лица, с красивой вьющейся шевелюрой - добрый, общительный и весёлый, он имел много друзей, был связан работой и дружбой, как с руководителями, так и с простыми рабочими. Cловом, был весьма заметной фигурой на заводе и в городе. Здесь - в Балхаше - на комсомольской работе, ярко проявились его природные организаторские способности. Балхаш закалил его характер, помог ему занять видное общественное положение, которое умно´жилось и сохранилось за ним в течение всей жизни. После Войны, он заочно окончил Высшую Партийную школу при ЦК КП Казахстана в Алма-Ате и впоследствии занимал ответственные партийные и хозяйственные должности в министерствах и ведомствах республики Казахстан.
           Жили мы трудно. Катастрофически не хватало жилой площади, была острая нехватка еды – постоянное недоедание, но никто никогда не жаловался, не было никаких взаимных обид или недовольства, более того, в семье царил дух доброжелательности, взаимопомощи и беспредельной внимательности друг к другу. Каждый трудоспособный член семьи вносил свою лепту в общий котёл, занимаясь общественно полезным трудом.
          …Жилой массив города состоял из упомянутых рабочих посёлков, и 2-х кварталов благоустроенных кирпичных домов. В Квартале «А» было 20 домов – 4-х и 5- этажных, в каждом из которых от 3-х до 6-ти подъездов. Здесь же – большое  3-этажное здание 1-й школы, детский сад, в доме № 10 - клуб инженерно-технических работников (ИТР). На расстоянии, примерно, 1 км от Кв. «А» был застроен Квартал «Б», состоящий из 4-х 2-этажных кирпичных домов, двух одинаковых 3-этажных школ – 4-й, в которой я потом учился, 8-й и детского сада.
           Город был компактный, все жители друг друга знали и были связаны всевозможными нитями – производством, учёбой, очень развитой в городе художественной самодеятельностью, просто – дружбой и, наконец, интересами всей страны, живущей во имя Победы. Был особый дух времени, связывающий всех людей общей идеей, общим стремлением, общим делом и единением фронта и тыла – и это была правда. Можно сказать, что город жил одной семьёй. Сейчас это кажется невероятным, но в то тяжелое время в городе не было ни воровства, ни хулиганства, ни других нарушений общественного порядка. После знойного трудового летнего дня и вечернего отдыха многие люди выносили из домов раскладушки и укладывались спать, располагаясь в скверах, или непосредственно возле домов. От летнего зноя, когда температура воздуха в тени поднималась иногда выше 40°С, люди, после работы и в выходные дни, устремлялись к озеру. Бухту «Бертыс» обрамляли с севера городские постройки, с запада – корпуса завода, с востока – дачные участки горожан, за которыми находилась т. н. «Старая площадка» с опытной обогатительной фабрикой, где проводились первые опыты по обогащению руд. Там же были построены и первые жилые бараки, впоследствии переоборудованные под городскую больницу. В этой больнице папа с тяжелой болезнью провёл последние дни жизни (зима 1950 – 51 г. г.). На северной косе, обрамлявшей бухту, тогда и сейчас располагается корабельный ремонтный комплекс с посёлком корабелов. Дальше за косой, на  берегу открытого озера, в 10-ти – 12-ти км от города, находилось пригородное овощное хозяйство. (Позднее здесь был построен профилакторий – санаторно-курортный комплекс БМЗ.)  Ещё дальше на юго-восток находился (и сейчас находится) посёлок рыбаков, он же – Холодильник, он же – посёлок Шaшубая,  с рыболовецким флотом и рыбоконсервным комбинатом. На городской части берега бухты была построена пристань со служебными постройками и с причалом, для пассажирских и грузовых судов, лодочная станция и парашютная вышка. Рядом – хороший пологий песчаный пляж, пользующийся у горожан  огромной популярностью. По выходным дням люди заполняли всю береговую зону. В бухте устраивались массовые катания на лодках, парусные регаты, соревнования по ловле рыбы с пирса на удочку, прыжки с  парашютной  вышки.  На  пляже  всегда  было  много любителей поплавать, позагорать, поиграть в волейбол - насладиться освежающей влагой озера. Вода в озере чистая, прозрачная и тёплая. Купальный сезон открывался обычно в первой декаде мая. Становясь старше мы устраивали ночные купания, когда в воздухе – ни ветерка и поверхность воды зеркально гладкая, а звук голосов, смеха и всплесков распространялись далеко-далеко и можно было слышать голоса, доносившиеся с других – отдалённых участков берега.

 
       
            Пристань (фото 1941 г.)

            Вид на город со стороны озера (фото 1951 г.)                  

           …Всё это – потом. А пока, на следующий же день, после нашего приезда меня отвели в школу №4, что на Квартале «Б». Директором школы была Орлеанская Анастасия Павловна – заслуженный учитель Казахской ССР. Меня сразу зачислили в 6-й класс. Орлеанская проявила ко мне большое внимание, сама отвела меня в класс и представила классному руководителю Селивановой Анне Михайловне и – ученикам. Она подчеркнула, что ко мне, как к приехавшему «оттуда», нужно относиться бережно и внимательно. Кроме меня, в школу уже поступило несколько эвакуированных детей и нужно сказать, что особое внимание, исходящее от директора и учителей, проявлялось к нам, эвакуированным из районов военных действий, так же и со стороны сверстников – коренных Балхашцев. По правде сказать, такое внимание было мне не очень приятно - оно меня стесняло. Впрочем, продолжалось это недолго: ровно до тех пор, пока я не освоился в классе, а у детей это происходит очень быстро.
           Мне тут же рассказали, что школа только в этом году получила новое здание, а до этого располагалась в жилом доме на Квартале «А», где занимала два подъезда. Новое здание – 3-этажное с большими и светлыми классными комнатами, с широкими коридорами-холлами, с большим двором вокруг здания. На 1-м этаже для директора с отдельным входом была встроена двухкомнатная квартира с удобствами. В ней и жила Орлеанская со своим сыном Лёвой. На втором этаже в холле была устроена сцена, перед которой стоял большой концертный рояль. Стулья, в блоках по 4,  были сложены вдоль окон холла и в нужное время устанавливались рядами перед сценой. От Квартала «А»  школа находилась в то время на пустыре, как бы - на отшибе, на расстоянии около 1-го км. Зимой при морозах до 35° и, к тому же, при сильных ветрах, характерных для этих мест, пешком это расстояние было преодолевать весьма неприятно. (Сейчас город застроился и это здание оказалось в центре городской застройки и получило другое назначение, а школа переехала в новейшее, ещё более просторное и красивое здание по соседству.)

4-я школа. Новое здание, построено в 1965 году (фото из интернета)

           Учебников катастрофически не хватало, приходилось их или передавать друг другу, или делать уроки совместно – по два, три человека. Но не только учебников – обычных тетрадей тоже не было: писали  на самодельных, сшитых из грубой обёрточной бумаги желтого или серого цвета, которая оставалась от распаковки товаров, поступающих на склады БМЗ и которую «доставали» кто как мог. Было большой удачей, если попадалась бумага гладкая, неиспользованная. Но чаще – бывала измятая, шероховатая, с вкраплинами грубого помола древесины - бывшая уже в употреблении. Её приходилось сначала разглаживать горячим утюгом, а потом раскраивать на тетради. Впрочем, несмотря на то, что писать на ней было трудно – волокна цеплялись на стальные перья (шариковых ручек ещё не знали), чернила порой расплывались, образуя неприятные пятна - мы и такой бумаге были рады. Эту же бумагу приходилось использовать и на уроках черчения. Так было в течение всех военных лет. В школе же атмосфера была тёплой, дружеской и, я бы сказал,  почтительной. Секрет этой атмосферы был в необыкновенном составе учителей, основной костяк которых составляли люди неординарные, с высокой культурой, высокообразованные, но именно поэтому и неугодные сталинскому режиму - репрессированные и сосланные в «глубинку».
           Учитель математики, Сокольский Владимир Алексеевич, всегда был подчёркнуто вежлив, аккуратен, педантичен; материал излагал кратко, лаконично, доходчиво. Ясный и чёткий рисунок геометрических фигур и каллиграфия формул занимали минимум места в левом верхнем углу доски (значительно позднее я стал понимать, что только ясность мысли рождает четкость и ясность изложения и – наоборот.). Обычно, после звонка на урок, он стремительно входил в класс и, поздоровавшись со стоящими возле парт учениками, тотчас, не глядя в журнал, вызывал ученика или ученицу к доске не по фамилии, как мы привыкли, а по имени и отчеству. Сперва нас это шокировало, и 14-летняя, например, Татьяна Сергеевна (а по-нашему - просто Танька) оторопело выходила отвечать урок. Потом мы к этому привыкли и стали относиться как к неотъемлемой черте его харизмы. Но подсознательно в наших детских головах откладывалось понимание нашей человеческой зна´чимости и необходимости уважительного отношения друг к другу. Отслеживая наиболее способных в математике, задавал им задачи повышенной сложности, заготавливая их не из школьного учебника. На уроки он всегда приходил в одном и том же, тщательно отутюженном, тёмносинем костюме. Когда объясняя урок стоял он у доски, повернувшись спиной к классу, я почему-то всегда обращал внимание на богатый вид, отдававшего блеском, материала этого костюма, и думал: «Почему он на работу надевает такой дорогой костюм? Неужели нет у него более простого?». Когда я с кем-то из девчонок поделился своими мыслями, мне объяснили, что брюки вытерты и лоснятся от долгого ношения…
           Помимо математики, на своих уроках В. А. Сокольский учил нас искусству кратко и ясно излагать свои мысли, быть точными и аккуратным. Своим примером он преподал нам урок интеллигентного, простого, честного и уважительного отношения, в первую очередь, к самому себе и, как следствие – к другим людям.   
           Учительница по истории, Гехт Регина Самойловна, занимала особое место в нашей жизни. Муж её, Тит  Степанович Назаренко, приехал из Ленинграда в Балхаш в 1935 году на руководящую партийную работу на строительстве завода. Он был видным партийным работником - большевик-революционер, искренне веривший в высокие идеалы коммунизма. Регина Самойловна приехала позднее – в 1937 году, после того как их дети уже немного подросли. В 1938 году её муж был арестован, как «враг народа», и расстрелян. Она осталась с детьми одна.
           Мы - её ученики были с ней дружны и близки не только по школе, но и по жизни, делились с ней своими жизненными и семейными проблемами, были вхожи в её дом, знали её детей – сына и дочь. Она тоже знала наши семьи, общалась с родителями и часто была в курсе наших семейных проблем. Она была человеком большой эрудиции и высокой морали, и очень  влияла на воспитание в нас высоких человеческих качеств. Она много работала над собой. Часто, гуляя поздно вечером, мы, давно уже забывшие обо всех дневных делах, проходя мимо окон её квартиры, видели её, сидящей у окна, за освещённым настольной лампой письменным столом, работающей с книгой, и что-то записывающей в тетрадь. Её уроки были очень интересны – она никогда не излагала материал по учебнику, а использовала историческую и художественную литературу и, главным образом – первоисточники, с которыми она приучала нас работать самостоятельно и на практике показывала, как это нужно делать. Эта её наука, в последующей учёбе и работе, мне всегда пригождалась. К сожалению, в то время не сознавал я необходимость серьёзного изучения истории. Видимо, мне мешала математическая направленность мышления и возрастное недопонимание важности предмета. Поэтому пробелы в знании истории я остро ощущаю в течение всей жизни.

                               В гостях на Новый год у Регины Самойловны. Балхаш, январь 1958 г.
Слева направо: Выпускники 4-й школы 1946 года: Белла Мильтер (моя, жена); Сарра Пиккельман; Лев Мильтер; Регина Самойловна; Фаина Девятко; подруга Р. С. - Колобаева Вера Андреевна - в то время редактор газеты "Балхашский рабочий".

            Мы взрослели, получили образование, разъехались по разным городам, становились самостоятельными людьми, обзавелись семьями. Но дружба и связь с Региной Самойловной не прекращалась, и мы до конца её жизни использовали любой удобный случай, для встречи. После смерти «вождя народов» её мужу вернули его доброе имя. Сама Регина Самойловна была восстановлена в партии, ей вернули квартиру в Ленинграде, куда она и уехала в середине 60-х. Но к тому времени она была уже очень больна: потеря речи, паралич, коляска, больница, кончина…
            Большой души человеком была Зельма Вильгельмовна Фрейнд – учительница немецкого языка. Мы любили её за весёлый характер, за обладание неизменным чувством юмора, за доступность в общении, за понимание наших «слабостей», скажем так, в не очень сильном стремлении некоторых из нас к познанию языка («язык врага») и, наконец, за то, что она просто была внутренне красивым человеком. Несмотря на свой весьма почтенный возраст, она душой была молода и поэтому была для нас незаменимым и заинтересованным собеседником. Дорогая Зельма Вильгельмовна, я с глубоким прискорбием сознаю, что Вы уже оставили этот мир… Простите меня за то, что я далеко не в полной мере сумел перенять бесценный дар Ваших знаний, и сейчас, когда я пишу эти строки, живя в Германии, я об этом часто думаю и особенно остро сожалею.

Продолжение:

...Был в городе кинотеатр «Ударник». Это было временное оштукатуренное деревянное строение, но с центральным отоплением, расположенное на пустыре между Кварталом «А» и Центральным посёлком. Кинотеатр был тоже очень популярен, хотя и весьма невзрачен снаружи. В уютном фойе люди любили собираться заранее, чтобы пообщаться, поделиться новостями. После вечерних сеансов, в зимние 30-градусные морозы, преодолевая сильные встречные ветры, пряча лица и носы в воротники и платки, неосвещённой степной дорогой  зрители толпой возвращались домой. В степи в эти минуты было очень «неуютно», но, под впечатлением

                                       
Первый кинотеатр «Ударник» в Балхаше (фото 1941 г.)   

Новый Дворец Kультуры Mеталлургов (построен в 1951 г.)
                                                       

от просмотра фильма и от предвкушения домашнего тепла,  настроение у всех было приподнятым.
            Поздней осенью 1941 года в город на постоянную работу приехали сразу два театра: Свердловский театр оперетты и Карагандинский театр драмы. В 1942 году короткое время в городе ещё пребывал и московский Камерный театр Таирова со знаменитой Алисой Коонен. Они привнесли в жизнь города новый культурный импульс. Все спектакли ставились на сцене Клуба БМЗ. Цены на билеты были доступными, и спектакли шли при аншлагах. Большое впечатление произвёл на меня спектакль «Русские люди» К. Симонова. А оперетты «Баядера» и «Принцесса цирка» Кальмана смотрел я, восторгаясь прекрасной музыкой и остро сопереживая сюжетным коллизиям.
            В ноябре 1941 года в Балхаш несколькими эшелонами прибыл, эвакуированный из г. Кольчугино Владимирской области, завод по обработке цветных металлов. Вместе с оборудованием прибыл и персонал завода со своими семьями. С ними прибыл и Кольчугинский металлургический техникум с персоналом и учебным оборудованием. Техникум разместили в здании 8-й школы, учеников которой расформировали по другим школам. Оборудование Кольчугинского завода, которое разместили во вспомогательных цехах и на открытых площадках, выделенных на территории БМЗ, сразу приводилось в рабочее состояние, чтобы незамедлительно начать выпуск продукции – цветного проката для оборонной  промышленности. Параллельно, над уже задействованным оборудованием, возводились здания новых цехов. Нам, школьникам, приходилось тоже быть участниками этого процесса. Нас направляли в помощь на это строительство: на подвозку кирпича и других стройматериалов, на уборку строительного мусора и на другие вспомогательные работы. Возникновение в городе предприятия нового типа – металлообрабатывающего, так же как и среднего специального учебного заведения – техникума; появление новых очагов культуры и искусства – драматического и музыкального театров, и связанное с этим появление новых людей из центра России, в числе которых было большое количество интеллигенции - были для города событиями, придававшими ему статус значительного индустриального и культурного центра.

Продолжение:

...Продовольствие, производимое пищевой промышленностью, в том числе и продукция совхоза, где мы работали, строго учитывалась и шла на переработку и консервирование, а потом отправлялась на фронт. Продовольственная помощь стране, наряду с поставками вооружений, боеприпасов, и стратегического сырья поступала и по ленд-лизу, что в значительной степени способствовало успеху в Войне. И всё же, продовольствия было недостаточно, поэтому для населения была введена карточная система на хлеб и на другие продукты питания, строго регламентирующая их потребление для разных категорий населения – рабочих, служащих, учащихся. Нам, как учащимся, полагалось 400 граммов хлеба в день (по 100 граммов - на завтрак и на ужин и 200 граммов - на обед. Как быстро этот маленький кусочек хлеба во время еды исчезал во рту!). Это было очень мало, если учесть, что хлеб был главным и почти единственным продуктом питания, и качество хлеба (наличие в нём всевозможных добавок-заменителей) было весьма низким. Но это было очень много, если сравнивать с блокадным Ленинградом. И мы сравнивали…
           …Возвратившись с работы на стан и поужинав кашей без масла и несладким чаем, мы наслаждались отдыхом и необыкновенно красивой природой этой сказочной долины. Иногда мы учились ездить верхом на лошадях. А езда верхом на верблюдах, с их особой покачивающейся походкой, доставляла мне особенное удовольствие. С наступлением темноты, когда пространство окутывала ночная мгла, от сознания того, что наш маленький стан затерян в этом огромном, на сотни километров вокруг безлюдном пространстве, было таинственно и немного жутковато. Мы разжигали костёр, отчего становилось как-то уютно, всматривались в тёмную даль, в бездонное звёздное небо, на фоне которого ясно просматривались очертания сопок, обрамляющих долину; скучали по дому, разговаривали, слушали рассказы Ивана Ивановича о его родной Белоруссии, о деревне, где в оккупации жили (а может быть, уже и не жили) его родители, к которым он мечтал съездить после Войны.
           Так прошло больше месяца. В начале июля мы таким же путём возвращались домой. Я всегда испытывал радость от ожидания встречи с городом и с домом, когда по степи, приближаясь на поезде к Балхашу, ещё за два часа до прибытия на станцию Бертыс, можно было видеть впереди, по ходу поезда, три тоненькие «спичечки» огромных, 100-метровой высоты, дымовых труб (тогда их было только три: конверторная, отражательная и ТЭЦ) и исходящие от них ниточки дыма, постепенно исчезающие за горизонтом на западе. Эта встреча всегда наполняла меня радостной новизной.