Продолжение:

...Осень 1943. Перед началом учебного года (8-й класс) нас по озеру на барже отправили на уборку картофеля в совхоз «Лепсы», что на восточном берегу озера Балхаш. С нами были Регина Самойловна и Валентина Константиновна. В то время самоходных барж ещё на озере не было. Трое суток, с помощью стального троса длиной около 50 метров, баржу тянул катер-буксир. Для нас это было интересное познавательное плавание. Мы рассматривали, иногда на горизонте, иногда – вблизи, проплывающие берега; любовались, особенно красивыми на воде, восходами и закатами, богатством и изменением красок озёрной воды; иногда пытались, и небезуспешно, ловить с борта рыбу на крючок. Запомнилась многокилометровая дорога от пристани до совхоза, которую мы в сильную безветренную жару преодолевали пешком, утопая по щиколотку в мелкой, клубами поднимающейся пыли. Потом на бричках, запряжённых быками, по такой же пыльной дороге, везли нас на полевой стан. Разместили нас в длинном саманном бараке, разделённом поперёк дощатой перегородкой на две половины: для девочек и – для мальчиков. Вдоль стены барака с узкими окошками под потолком были устроены деревянные нары, на которых нам предстояло спать, предварительно натаскав сухого сена. В торце барака была умывальная комната с наружной дверью, с водопроводом, но без канализации. Туалет с выгребной ямой стоял невдалеке.
Работа на уборке картофеля была тяжелее, чем на уборке помидоров. Норма выработки так же - 400 кг на человека в день. Но, помимо того, что так же, как и «на помидорах», работали целый день на солнце, и так же таскали тяжелые корзины, к тому же, работали в земле без рукавиц, при очень скудном питании, унизительном надзоре совхозных нормировщиков, когда строго запрещалось после работы унести с поля картофелину. Мы, конечно, понемногу воровали, но при этом стыдились Регину Самойловну и старались делать так, чтобы она не видела. Но вечерами, после работы, мы предавались всяческим шуткам, выдумкам, озорным забавам. Было весело и радостно устроить «пир» из украденной с поля картошки, или с соседней плантации - арбуза. Нам было по 14 – 15 лет и мы, мальчишки, как это часто бывает у всех подростков,  дурачились и порой – весьма непристойно. Расскажу эпизод: Двое мальчишек (имена называть не буду) поспорили (свидетели -  всё «мужское» население барака) на декадную хлебную карточку, что один из них при всех и прямо в бараке сможет использовать по «большой нужде» полушарие арбузной корки и, главное, при этом не рассмеётся. Невесть откуда, арбузная корка появилась мгновенно. Сразу же и состоялся «спектакль», сопровождающийся, естесственно, гомерическим хохотом, который ещё усиливался тем, что лицо исполнителя «главной роли», при этом, было настолько серьёзно, что на нём не дрогнул ни один мускул. И, таким образом, он  выспорил существенную прибавку к рациону. Мы, естественно, проигравшему «пропа´сть» не дали, и всю декаду, каждый раз со смехом, щедро, в ущерб себе, делились с ним  хлебом (ему доставалось даже больше нормы). Ведь, благодаря и ему, мы оказались свидетелями и участниками этого «уникального» весёлого мальчишеского шоу.
Захаживали мы, группками по 2- 3 человека, в гости и на табачную плантацию, которую неподалеку возделывала корейская семья. Кореец-хозяин как-то пригласил нас в своё временное жилище. Он угостил нас табаком и дал немного махорки – некоторые из нас пытались уже пробовать курить. Меня тогда поразили необыкновенные чистота и порядок внутри и вокруг помещения, что резко контрастировало с привычным глазу беспорядком на казахских подворьях.
Наконец тяжёлая пора  «на картошке» стала подходить к концу. Была уже середина октября. В последний выходной день перед отъездом мы, несколько человек, решили пойти в деревню, что была в 3-х километрах и купить по мешку картошки, чтобы привезти домой. Денег у нас было мало, но мы полагали, что здесь, в Лепсах, картошку можно будет купить дёшево. Не тут то было…  Мы ходили по дворам, и везде крупная хорошая картошка оказывалась нам «не по карману». Всё же, мне удалось купить небольшой (20 кг) мешок не очень мелкой картошки. Я хорошо запомнил, как мне было мучительно тяжело нести этот мешок 3 километра до стана.

Продолжение:

                                                                                                              
                                            9-й класс (без  меня).
                             в центре (стоит) Зельма Вильгельмовна Фрейнд;
                         вторая справа (стоит) Валентина Константиновна Ко´чан;
                    первая слева (стоит) моя будущая первая жена Бэлла Лишанская
          в первом ряду слева Фаина Девятко будущий бессменный учитель 4-й щколы.
                                   

По окончании 1-го курса, в конце июня 1944 г, всех парней из техникума и из старших классов школ города остригли наголо, велели запастись 3-дневным пайком питания и поездом отправили на боевые учения в военный лагерь в Осакаровку, что севернее Караганды (Военная подготовка была обязательным предметом во всех учебных заведениях и в школах, начиная с 6-го класса.). По дороге к нам в поезд подсаживались группы парней из других местностей. На ж/д станции «Осакаровка, куда мы прибыли на рассвете, нас встретили два офицера из военного лагеря – бывших фронтовика. Нас разгруппировали на роты и взводы, построили в колонну, и пешим маршем мы направились в лагерь, расположенный в 45-ти км на восток. Через каждые 15 км пути, мы делали 30-минутные привалы. В лагерь пришли мы на закате. В столовой накормили нас кашей, на складе выдали обмундирование и палатки. Три часа ушло на подгонку обмундирования, на разбивку палаток, на баню. Спать улеглись после 12 ночи. Подъём – в 5 часов утра. С вечера, от пешего перехода, всё тело ныло от усталости, а к утру тело и, особенно – ноги так разболелись, что стоять и, тем более – ходить было мучительно больно. Но  командирам до этого не было дела. Превозмогая боль, построились повзводно в  роты и началась военная лагерная жизнь.
           Командирами у нас были демобилизованные воины – в основном, молодые люди, немногим старше нас, которые после ранений на фронтах и лечения в госпиталях, были «списаны» в тыл, как непригодные к дальнейшей воинской службе. Некоторые из них были без руки, или без ноги – на костылях. Среди них были как офицеры, так и  сержанты и старшины. Возможно от бессознательной зависти к нам, тоже молодым, но не «нюхавшим» фронтового пороха и физически невредимым, они сурово старались приблизить нас к фронтовым условиям и создавали нам такой прессинг, что мы буквально изнывали под тяжестью лагерной жизни. Нас обучали как пехотинцев, на долю которых, как известно, выпадали основные тяготы фронтовых операций. Марш-броски, сменявшиеся бе´гом¬, ползание по-пластунски, приёмы владения оружием в рукопашном бою с воображаемым противником, рытьё окопов, строительство блиндажей - всё это сопровождалось жёсткой требовательностью командиров, граничащей с издёвкой и смешанной с пренебрежением. Малейшее неумение или отставание в исполнении команды, наказывалось нарядом вне очереди (чистка до блеска общественного туалета, мытьё полов в столовой, уборка штабных помещений и т. д, а если повезёт – чистка картошки на кухне). Кроме того, грубыми нарушениями считались: не застёгнута пуговица гимнастёрки, не начищены до блеска сапоги на вечернем построении, не по форме застелена постель, при встрече не отдал честь командиру и т. д. За такие проступки тоже строго наказывали, и можно было угодить на гаубтвахту («губу») – от 3-х до 10-ти суток на хлебе воде.       
           Единственной отдушиной были стре´льбы по мишеням из боевого оружия, которые проводились раз в неделю, по субботам на специальном полигоне под командой старших, не таких свирепых, штабных командиров. Лучших стрелков в конце сборов наградили значком «Отличный стрелок». Мне повезло – я оказался среди них. Ещё приятным для меня занятием были соревнования по скорости разборки и сборки оружия  (автоматов), где я тоже оказывался в числе первых (Видимо сказывались детские технические навыки, которые подробно описаны мной в воспоминаниях довоенного детства.).
           По воскресеньям нам предоставляли отдых. Утром – баня, затем  давали время, чтобы привести в порядок обмундирование, постирать портянки, пришить свежий воротничок к гимнастёрке, написать письма и т. д. В этот день на завтрак и на ужин запомнился сладкий чай. После обеда нам разрешали вольные прогулки по окрестностям. Осакаровка – с/х район: окрест ла´геря колхозы и совхозы. Предупреждали, чтобы – никаких ЧП. Природа здесь выгодно отличалась от скупой – Прибалхашской. Зелёная трава, засеянные поля, перелески, небольшие озёра очень ласкали глаз. В 2-х км от лагеря был совхозный маслозавод, где из неочищенных подсолнечных семечек прессовали масло, а выжимки («жмых») складывали в амбар, потом дробили, размачивали в воде и давали на корм скоту. Этот «жмых» имел форму пластинок твёрдых как камень, и в амбаре не охранялся. Считалось, что для людей он несъедобен, но – это не для нас. Мы эти  пластинки понемножку воровали и с удовольствием грызли и ели. Благо – зубы были молодыми. Опоздать к вечернему построению - к 6 часам - было нельзя – наряд вне очереди. После вечерней поверки, строем отводили нас на ужин, потом строем маршировали на плацу с отработкой строевых команд. После этого, по команде «Вольно, разойдись!», нам давали время для вечернего туалета и подготовки ко сну. В 10 часов – команда «отбой» - нужно было уже лежать в кроватях и прекратить разговоры. Команда «подъём», как всегда – в 5 часов утра…
После окончания сборов, пеший переход от лагеря до ж/д станции (45 км) показался нам лёгкой прогулкой. Спасибо командирам.
         По приезду домой, в середине августа, критически встал для меня вопрос о месте дальнейшей учёбы. К этому времени из Балхаша уже уехала вся наша московская родня. Остались только мои родители и семья Ефима: сам Ефим, Марина – его жена, Мишка - их 3-хлетний сын, мать Марины – Анна Ивановна и брат Марины - Лёня, вернувшийся с фронта после нескольких тяжёлых ранений.
Как раз в это время, по решению Обкома партии Ефима направляли на работу секретарём парткома на Карсакпайский медеплавильный завод (50 км западнее Джезказгана). Он предложил мне ехать с ним в Карсакпай и там продолжить учёбу в 9-м классе, куда он обещал меня определить без документов (С его положением и авторитетом это было возможно.). Я без колебаний согласился. Родители не возражали, и мне пришлось оставить их одних в Балхаше.